Книга АСТ Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски (Осис Н.А.)

Город у самого синего моря. Сердце великой Генуэзской республики, раскинувшей колонии на 7 морей. Город, снаряжавший экспедиции на Восток во время Крестовых походов, и родина Колумба — самого известного путешественника на Запад. Город дворцов наизнанку — роскошь тут надёжно спрятана за грязными стенами и коваными дверьми, город арматоров и банкиров, торговцев, моряков и портовых девок...
Эта книга — свидетельство большой любви, родившейся в театре и перенесенной с подмосток Чеховского фестиваля в Лигурию. В ней сошлись упоительная солнечная Италия (Генуя, Неаполь, Венеция, Милан, Тоскана) и воронежские степи над Доном, русские дачи с самоваром под яблоней и повседневная итальянская жизнь в деталях, театр и литература, песто, базилик и фокачча, любовь на всю жизнь и 4524 дня счастья.

«Жизнь эмигранта — сладкий абрикос: сначала сочная мякоть, потом твердая косточка и ее сердцевинка. Она может оказаться терпкой, как миндаль, а может отдавать горечью.
...и у камелька в кухне‑столовой с видом на сад и озеро успокаиваешься, наконец. Пейзаж Тосканы приобщает тебя к бессмертию. Ни суеты, ни спешки, ни времени нет, — а, значит, и смерти тоже.
Есть только солнце, краски, холмы, пинии, кипарисы — и ты со стаканом кьянти и куском пресного хлеба в руке, уподобленный точке в пространстве, на равных правах с улиткой, ползущей по ножке стола».

Цитаты:
«То, к чему я не была готова в Сикстинской капелле, — это к дежа вю московского метро в час пик. Мне наступали на ноги, пихали локтями в рёбра, не шутя толкали в спину и даже ухитрялись каким‑ато образом поддавать под коленки. Закроешь глаза — и кажется, что ты на станции «Киевская», откроешь — фрески божественного Микеланджело в высокой вышине, а вокруг толпа людей с фотоаппаратами вместо лиц».
«Дух порта теперь можно найти только в одном месте — на улице Пре. Именно здесь оказался весь экзистенциальный осадок пестрой, грязной и шумной портовой толпы. Тут тебе и проститутки (очень страшные), и забегаловки с экзотической едой (судя по запаху, жареные кошки), и негритянские парикмахерские, и мясные лавки халяль, и даже магазинчик «Quick Mart», в точности как у Апу из мультфильма про Симпсонов».
«Приглашая к себе гостей издалека, итальянцы скорее всего постараются блеснуть изготовлением фирменного блюда своей провинции: и тогда в Лигурии вам не миновать песто, в Ломбардии — ризотто, в Эмилии‑Романии — пасты домашней лепки с начинкой, а в Венеции — чего‑нибудь с чернилами каракатицы.
Когда дождь стучит по стеклам и подоконникам, я люблю слушать, как хлопает где‑нибудь вдалеке плохо закрепленная ставня, и думать: вот бегает еще какой‑нибудь горемыка под дождем, скоро добежит, стянет мокрые сапоги и прислушается, стоя в одном носке: о! персианы надо закрыть получше! — и побежит со своим носком в руке, накинет на петлю крючок, и блаженно улыбнется: наконец‑то — дома, в тепле и за закрытыми ставнями».
«С точки зрения итальянцев я практически всё время стою на голове. Меня ни в коем случае не осуждают, нет. Но регулярно предлагают принять нормальное положение. Не стоит и говорить, что всё мое самое любимое и привычное здесь постоянно переставляют с ног на голову».
«Оказавшись в Италии, я снова вспомнила о дихотомии нормальное—ненормальное. Нормальный суп едят вечером, а не днем. Нормальное горячее — это паста. Нормальный кофе — это наперсточная чашка. Нормальный чай — холодный. Валерьяна — это салат. Боже, боже, всё с ног на голову; но не переставишь же всех поголовно обратно?»
«Я люблю слово «радость». Радость, мне кажется, — это очень простое и чистое чувство. Ясное, как июльское утро. Прозрачное, как ключевая вода. Радость можно впустить в себя как солнечный свет в комнату. Счастье накрывает как гигантская морская волна. Заполняет, переполняет, подхватывает. Но может и приложить как следует об гальку. Но даже если аккуратно принесет на широкий пляж — долго еще будешь вытряхивать песок, протирать глаза и выливать воду из ушей, смутно радуясь, что снова знаешь, где верх, и где низ, и где ты вообще».
«Счастье — это не только стоять на солнечном берегу жизни, еще не зная, как тебя протащит по камням и выбросит на берег с переломанными костями. Счастье — это «поплачь о нем, пока он живой». Счастье — это отменить все дела (а они в тот момент кажутся очень важными), провести свой последний день перед отъездом с бабушкой, еще не зная, что он будет во всех других смыслах последним днем вместе. И пусть тебе кажется в тот день, что столько всего еще надо сделать, столько всего успеть, а то, что ты даришь себе сейчас — это незаслуженное, шальное, безответственное русское счастье».